Звездный зверь: Астронавт Джоунз. Звездный зверь. - Страница 35


К оглавлению

35

Наконец он понял, почему рубка управления называется «беспокойной норой». Доктор Хендрикс превратился в автомат, его лицо стало неподвижной маской; он вводил поправку за поправкой для как можно более точного подхода к точке перехода и требовал ото всех быстрого, точного и молчаливого выполнения обязанностей. В течение последних двадцати часов подхода астрогатор не покидал кабину управления, как и остальные из «беспокойной команды», за исключением коротких промежутков времени, когда они номинально не несли дежурства. Саймз регулярно выходил на дежурство, но доктор Хендрикс словно висел над ним, лично проверяя все, что тот делал. Дважды он требовал, чтобы младший астрогатор передал часть работы, а один раз оттолкнул его в сторону и сделал это сам.

Когда это случилось в первый раз, Макс открыл рот от удивления, но затем он заметил, что остальные члены экипажа старались делать вид, будто не обращают внимания, когда доктор Хендрикс проводит приватные беседы с Саймзом.

С приближением критического момента росло и напряжение. Подход к аномальной точке пространственного перехода едва ли можно сравнить с каким-либо другим видом пилотирования, которое когда-либо выполнялось человеком, хотя его и можно сравнить с невозможным трюком: пролетом атмосферного самолета через узкий туннель, после того как пилот, подняв самолет в воздух, пролетел тысячу миль вслепую, только выполняя все необходимые расчеты. Конгруэнтность Хорста нельзя увидеть, ее можно лишь рассчитать с помощью наисложнейших математических операций, с учетом действия массы на пространство; точка перехода ничем не отмечена в космосе, это лишь пустота в пустоте. Приближаясь к планете, астрогатор может видеть, куда он летит, напрямую или через радар, и его скорость всего несколько миль в секунду. Но приближаясь к точке перехода, корабль набирает скорость, близкую к скорости света, и в последний момент достигает ее. Ближайшие ориентиры находятся на расстоянии миллиардов миль, а сами эти ориентиры движутся со своими звездными скоростями, и кажется, что они сбиваются в кучу в ярко выраженном параллаксальном эффекте, возможном только тогда, когда наблюдатель движется почти так же быстро, как и его единственный источник связи с небесными ориентирами — волны электромагнитного спектра.

Это все равно что в полночь в темном подвале искать черную кошку, которой там нет.

Перед началом перехода Келли сам сел за компьютер, а Ланди стал ему ассистировать. Смайт и Ковак заняли штурманские места и передавали данные доктору Хендриксу, который диктовал программу операторам, ставя задачи в своем мозгу и почти без задержки вводя их в компьютерный мозг. Энергоблок находился теперь под его прямым контролем. Доктор Хендрикс в каждой руке держал по рычагу управления: с помощью одного из них он вел корабль на скорости лишь немного ниже скорости света, с помощью другого он должен был придать кораблю окончательный рывок, который завершит переход корабля.

Макс остался без дел: не осталось ни одного места, на котором бы не работал более опытный специалист. Саймз тоже был отстранен от дел; в момент истины было только одно место на пульте астрогатора.

Из всех, находившихся в «беспокойной норе», казалось, только капитан Блейн сохранял полное спокойствие. Он сидел в кресле, которое мог занимать только он, молча курил и смотрел на Хендрикса. Лицо астрогатора было серым от усталости, грязным от несмытого пота. Воротник его мундира был расстегнут, а сам мундир был помят, как будто бы он в нем спал, хотя, конечно, такого быть не могло. Макс смотрел на него и думал, почему он, собственно, захотел стать астрогатором, почему был настолько глуп, что пожелал добровольно взвалить на себя это невыносимое бремя.

Но бодрый голос доктора не выдавал усталости, бесконечная процессия цифр шла стройным маршем, каждую цифру он произносил отчетливо, так, чтобы не могло быть ошибки, чтобы не было необходимости повторять. Макс слушал, учился и изумлялся.

Он взглянул вверх в космос через купол — пространство казалось искаженным из-за невообразимой скорости. Звезды впереди или, вернее, сверху, казалось, все плотнее скучивались от дежурства к дежурству, под сильным действием параллакса казалось, что они смещаются как раз в ту часть неба, куда двигался корабль. Теперь они видели в инфракрасных лучах, встречая надвигающиеся потоки волн на такой скорости, что допплер-эффект делал видимым тепловое излучение.

Поток цифр прекратился. Макс посмотрел на доктора Хендрикса, и когда он скомандовал: «Приготовиться!», Макс снова поспешно взглянул вверх.

Казалось, звезды сползлись в одну точку, затем они вдруг исчезли и вместо них появилось другое, новое и совершенно незнакомое звездное небо.

Хендрикс выпрямился и вздохнул, затем посмотрел наверх.

— Это Мемориал Альберта, — тихо проговорил он. — А это Гексагон. Ну, кажется, все в порядке. — Он повернулся к Саймзу: — Я уступаю вам место, мистер. — Он пропустил вперед капитана, а затем следом за ним вышел через люк.

Бригада управления снова перешла на ненапряженный график: до следующего перехода оставалось еще много дней. Макс продолжал выполнять работу картографа смены вместо Ковака, который временно замещал доктора Хендрикса, в то время как астрогатор получил недельный отпуск. В первой части пути не было по-настоящему серьезной работы, и в исключительном таланте доктора не было необходимости. Но Максу очень нравились эти изменения — он с гордостью расписывался в бортовом журнале: «М. Джоунз, картограф смены». Он чувствовал, что достиг цели, хотя Саймз по-прежнему постоянно придирался к нему, а Келли продолжал безжалостно тренировать его в искусстве управления кораблем.

35